Еще один ужас в том, что около 9 процентов украинцев проголосовало за Петушко (пардон, Ляшко), а это значит — за жестокую расправу над каждым из нас. Они радовались, танцевали и пели в тот момент, когда нацистская армия расстреливала Славянск и готовилась к растерзанию Донецка. Они празднуют и сейчас, с каждой новостью, в которой говорится о смерти наших людей. Не могу это осуждать разумом — ведь они НИЧЕГО не знают — им просто не говорят, наоборот, показывают все в настолько извращенном свете, что мы просто не в состоянии и 1-2 минут смотреть укроТВ. Впрочем, российские СМИ тоже в очереди за наградой «Лжец! Лжец!». Остается только верить тем, кто сейчас в горячих точках. Каждый день, обзванивая своих (ректора/директора ВУЗов), несколько минут собираю в себе силы для звонка — не потому что страшно, потому что больно. Терять коллег. Терять студентов. Каждый день понимать, что теряешь то светлое прошлое, которое для каждого человека есть абсолютная основа созидания, жизненного опыта, душевного равновесия. И приходит понимание невозвратности чувства единения и толерантности… И приходит злость, обида и вина — чувства неизменно разрушающие, неконструктивные, губящие саму суть личности человеческой. И к ночи, под отдаленные звуки стрельбы, с тобой наедине остается только один вопрос: «За что?». ПОКА РИТОРИЧЕСКИЙ.»
Ещё от сестры из Донецка: «Братик, привет. Обещала написать, но особо нет настроение — колотит все внутри, брошу тебе выписку из письма одной женщины, которая тоже просит правду написать — не смогла ей отказать (там будет, ниже немного, правда с эмоциями чуть-чуть… но… сам понимаешь…) По сводкам дня: относительно спокойно. Черти летали к полудню, вечером немного, но бои в районе аэропорта вялые. В основном наступлений нет ни с одной стороны. Наши пытаются забрать раненых и убитых, но их не подпускают — отстреливают снайперы. Мама смогла пробраться в Донецк — автобус едет объездной трассой, в принципе нормально. Сегодня в город вышли шахтеры. Много. Длинной, практически молчаливой колонной, тысячи две — не подставные, настоящие. Гномы вышли из нор — и это уже не просто. В каждом из нас горе. Такое выражение шахтерских глаз я видела только однажды — тогда в Макеевке погибло 120 человек на шахте — я шла по центру города (институтские корпуса в самом центре Макеевки), а вокруг шли молчаливые мужики, плакали — одними глазами, сжатыми зубами и кулаками. Сейчас еще тяжелее… Просто нужно знать этих людей! Это те, кто смотрит в глаза смерти ежедневно, опускаясь под землю — они знают, что могут не выйти, они видят смерть часто, слишком часто, что бы ее просто боятся. Они ее ненавидят! Разве можно было их поднимать? Вчера Лёшин брат из Горловки звонил, говорит: вышли всей сменой и пошли в ополчение, нам дали оружие и мы ждем отправки на Донецк, потому что просто не можем дальше сидеть и слушать, какие мы тут террористы и оккупанты… потому что нашу землю бомбят за наши же деньги! Обошлось… Вечером их поблагодарили за любовь к родине (к Донбассу) и отправили по домам… Но надолго ли они туда вернулись? Всю ночь шли поезда… гудело небо, гудела земля… гудели паровозы. Что они везли на нашу землю? надежду на легкие американские деньги? Так Эвропа с Америкой не подают — давно пора об этом знать… И остается все тот же вопрос — риторический: «За что?» А к нему еще один: «Не страшно, черти, Ада?» — потому что его вечные сотрудники-шахтеры уже не в норе, тут, рядом, дышат в потные жирные карманы… Какой ценой?…»
И еще взгляд из Донецка: «Если быстро и просто — АТО — прикрытие гражданской войны, нет, просто геноцида, и цинизма здесь прибавляет то, что на этом многие наживаются. Конечно, это никак не касается солдат, которые голодные и шокированные тем, что это реальная война с реальными оторванными руками и ногами и без реальной помощи, бегут в краснолиманские леса. Местные говорят — дезертиров лет на десять по лесам бродит. Потому что они теперь вне закона. Но кого это интересует: приехал американский дядька за дешевым газом, а тут еще мирное население какое-то… вот и бомбят Славянск медленно, но упорно… Впрочем, это скорее эмоции, просто к вечеру это все усиливается за счет информации, которой делятся с тобой близкие и коллеги, живущие в горячих точках. Позавчера мы сами стали такой точкой. Реальные самолеты бросали реальные снаряды и убивали реальных людей. Насчет мирных жителей — их здесь нет: мы все здесь террористы, сепаратисты и оккупанты — так нас изо-дня в день обзывают с экранов танцующей в траурных венках и запятнанной нашей кровью вышиванках Предательницы-страны. нам не дают работать уже третий день — после разгрома нашего аэропорта и близлежащих районов, самолеты продолжают летать. Мы не знаем, когда снаряд упадет в очередной дом, школу, садик. Мы еще не Славянск — где разбито и разгромлено все. Но если раньше в небе мы считали звезды, то теперь самолеты. Мой сын — ему 15 — выглядывая в гудящее небо, глухо вздыхает — ему уже понятно, что это кино 7-D — ты внутри войны. А 5-летняя дочь просто просит закрыть балкон — не понимает чего боится — но чувствует, сто там страх, просит все окна наглухо закрывать. А под утро каждый просыпается с надеждой, что это сон: нет войны, можно просто идти на работу, делать свое дело. Но первый же звонок по телефону (позавчера, например, в 8 утра) — проректор славянского университета — нас бомбили, видео выслал… Через 40 минут (проходя мимо одного из донецких колледжей ) встречаю директора — он мне сразу — у меня вчера студента убили… вошла в кабинет — звонок из Мариуполя — у нас все учатся, так, постреливали, конечно, но студентов доучим, кто пришел — отвечаю — ну хоть у вас все в порядке. Потому что когда просто «постреливали» — это хорошо, это ерунда…. Эй, но мы ведь в 21 веке, в середине Европы, и нас бомбит родная страна. За что? За то, что не хотим жить по чужим законам? Но наши-то чем не хороши? Чем?»
Хороший вопрос. 
